Фредерико судорожно вздохнул и, зажмурившись, отвернулся от мольберта. Не получается ничего, хоть ты тресни. Сколько лет он уже не рисовал портретов? Так много, что сам себя уверял, будто бы разучился. Моро спустился на второй этаж с мансарды, которая могла бы показаться уютной и приятной для времяпрепровождения, если бы не была заставлена холстами и мольбертами – негде было протолкнуться. Здесь пылились и ранние работы, не очень уверенные, и незаконченные – с тех пор, как его начали преследовать кошмары.

В кармане завибрировал телефон – звонил Сантино, сын крестного, которого все домашние называли Сонни, также как Фредерико – Фредо. Сонни использовали главным образом как телохранителя при особе его отца – на должности, позволяющей постигать таинства сложного искусства быть доном. У самого дона также прорезалась педагогическая жилка, и он частенько наставлял своего сына в науке преуспеяния, надеясь, что это пойдет ему на пользу.

Вдобавок к излюбленному отцовскому наставлению, что каждому назначена своя судьба, Сонни постоянно доставались выволочки за вспыльчивость и неумение сдерживаться. Угрозы дон считал глупейшим из всех способов выдать себя, необузданную и слепую гневливость – опаснейшей блажью. Никто никогда не слышал от дона открытой угрозы, никто не видел его в припадке безудержного гнева. Такое нельзя было представить. И дон стремился привить Сонни выдержку, которой обладал сам. Он утверждал, что самое выигрышное из всех положений – такое, когда враг преувеличивает твои недостатки; лучше этого – лишь когда друг недооценивает твои достоинства.

Фредо поинтересовался у названого брата, как здоровье крестного и мамы Андолини, как дела у семьи. Художник продолжал болтать с другом детства, когда уже садился в свой итальянский автомобильчик – решил съездить, да развеяться. Он уже приметил неплохое кафе недалеко от центра города, «Ностальгия». Одной рукой держа мобильник, второй весьма-весьма умело управляя машиной, Фредо припарковался у вышеназванного кафе и вышел из машины.

Художник устроился у окна, приметив, что в кафе пустовато для обеденного времени, он заказал чашку ирландского кофе и два круассана – один с сыром и ветчиной, другой с персипаном – поскольку завтрак пропустил. Принесли заказ, и умяв потихоньку один рогалик, мужчина достал блокнот и принялся разглядывать один из эскизов очередного «монстра из подсознания».

Моро был в восторге от этого городка – тихо, никто не мешает, можно жить в свое удовольствие. Не прошло и полчаса, и как назло, кому-то понадобилось разрушить идиллию Фредди. Он поднял взгляд от бумаги и увидел, как молодая сеньорита ругается с администратором сего заведения, переходя через все доступные рамки вежливости. Фред, выросший в сицилийской семье, привык к незаметности слабого пола, беспрекословном его подчинении мужчинам, хотя бы в обществе. А тут – такое!

Фредо положил карандаш на столик и негромко обратился к разъяренной девушке. Ни акцента, ни пауз. Все-таки, большую часть жизни прожил в Америке. Хотя не было и американского акцента – чистая английская речь: - Вам не кажется, что вы мешаете другим своим несколько громким поведением?